– Вижу, вы предпочли физической любви духовную. Жаль. На ваш секс было бы забавно посмотреть.

Ярик подавленно молчал. Рута закрыла глаза. Из горла девушки вырывалось клокотание, как если бы она полоскала горло.

– Я слышала все, – внезапно сказала Дина. – На, держи. – Она что-то протянула Ярику. Пистолет.

– Убей ее. Ведь она просила тебя. – Дина подмигнула юноше. – Ты же не откажешь даме.

Ярик напряженно размышлял, есть ли в пистолете патроны. Дрожащей рукой он взял его за «ствол». Взглянул на Дину. Затем перевел взор на Руту. На страшном лице мольба, глаза снова заблестели от слез.

– Давай, – подбодрила Дина, жуя зубочистку. Увидев, как переменилось лицо Ярика, она рассмеялась:

– Так я и знала.

Ярик направил пистолет в ее сторону и нажал на спусковой крючок. Дина продолжала с улыбкой смотреть на Ярика, даже не пытаясь отстраниться. В сырой тишине прозвучал вялый щелчок. С обреченным видом Ярик нажал еще несколько раз. Бесполезно. Все рухнуло.

– Тупой болван, – с любовью в голосе произнесла Дина. Она без труда забрала у Ярика пистолет и открыла клетку. – Мне следовало бы ожидать нечто подобное.

Ярик, всхлипывая от бессильной ярости, пополз к ней, намереваясь вырвать глаза ухмыляющейся твари. Дина со смехом оттолкнула его назад, ударив в лицо рукояткой револьвера. Изрыгая проклятия, Ярик откатился назад. Сквозь красный туман он видел, как ведьма вытаскивает Руту из клетки и снова вешает на дверь замок. Вот так.

Она ушла. И снова наступила мертвая тишина.

90

Наступило утро. Солнечные лучи осветили кухню, настойчиво проникая во все неприметные уголки, осветив при этом две неподвижные человеческие фигуры, сидящие в неуклюжих позах за столом. Люди не разговаривали, да они и при всем желании не могли бы этого сделать. По одной простой причине – они были мертвы. За столом сидели трупы. Если бы не тяжелый запах, исходивший от разлагающихся тел, и монотонное жужжание мух, издалека можно было сделать вывод, что между этими двоими произошла небольшая перепалка, и они завтракают в полном молчании, ожидая, кто же первый из них пойдет на примирение и заговорит.

За дверью послышались шаги, и на кухне появилась Дина.

– Вы уже встали? Молодцы! – Она потрепала голову сына, стряхнув на пол застрявшие в волосах комья земли, и стала хлопотать у плиты.

– Мама, какое у тебя давление? У тебя что-то неважный вид сегодня… Я же предупреждала, не нужно было смотреть телевизор на ночь. Сейчас поешь, и я измерю тебе температуру…

Она болтала без умолку, изредка бросая взгляды на трупы, впрочем, не дожидаясь от них ответной реакции.

Приготовив кое-какую снедь, она накрыла стол.

– Давайте помолимся, – тихо сказала она. Подняв к потолку глаза, Дина беззвучно зашевелила губами. Затем оглядела своих безмолвных слушателей.

– Не обращайте на меня внимания. Я не ем. У меня… специальная диета. Ты почему не ешь, Олежа?

Она погладила бледную ладонь мальчика. Кожа была холодной и дряблой, как у дохлой лягушки.

– Давай же, Олежа. Кушай. – Голос Дины стал нежным. Она протянула ложку с вареньем ко рту мальчика. – Это твое любимое. Сливовое.

Ответом было лишь непрекращающееся жужжание мух.

– Олежа! – строго сказала Дина. Из правой ноздри Олега неторопливо выкарабкался большой черный жук и пополз по лицу мальчика.

– Ешь! Ешь. Ешь, ешь!!! – взвизгнула Дина. Она ткнула ложку в рот Олегу, перепачкав ему губы. – ЕШЬ, ЗМЕЕНЫШ!!!

Не удержавшись, жук свалился с лица трупа прямо в тарелку и неуклюже забарахтался в сладком липком месиве. Не замечая жука, Дина продолжала в бешенстве тыкать ложкой в рот мертвому сыну, разорвав ему в нескольких местах губы. Неожиданно она замерла и посмотрела на мать. Та с укором смотрела на нее слепым взглядом – ее глаза уже выгрызли мыши. Изо рта торчал кончик черного языка.

– Ты осуждаешь меня, мама? Извини, – промолвила Дина. – Я налила тебе чай.

С этими словами девушка подвинула в сторону своей матери стакан с дымящимся напитком. Бабуля деликатно молчала. Она была крепко привязана к стулу, но все равно свешивалась набок, будто тщетно пыталась поднять с пола упавший кусочек сахара.

– Олежа, и ты меня прости.

Олег не мигая смотрел на нее. Дина видела, что сын простил свою мать, и лицо ее расплылось в сияющей улыбке.

– Поймите меня… У меня сейчас столько работы, я ничего не успеваю и… Она посмотрела на ходики над дверью, которые встали уже неделю назад, и встрепенулась. – Олежа, может, ты хочешь порисовать? Подожди, я сейчас!

Дина принесла пачку бумаги и карандаши.

– Давай. Рисуй. – Она подвинула чистый лист бумаги к сыну и после некоторых усилий ей удалось вложить карандаш в его окоченевшие пальцы.

– Что, не можешь? Я помогу тебе, Олежа.

Она обхватила кисть сына и стала водить его рукой по бумаге, напевая при этом. Прошло несколько минут.

– Ну вот и отлично. Олежа, тебе нужно подышать свежим воздухом. Мама, я сейчас вернусь.

Дина проворно вскочила со стула и, подойдя вплотную к трупу Бабули, поцеловала ее в липкую макушку. Волосы с головы Бабули уже начали облезать вместе с кожей.

– Пошли. Сладенький мой, – с любовью в голосе сказала Дина. Она стала вытаскивать мертвого сына из-за стола. Выйдя на улицу, она направилась к висевшей на вязе автомобильной покрышке. Часть мух, вившихся на кухне, устремилась за ними.

– Покажи, как ты умеешь раскачиваться, – кряхтя от натуги, говорила Дина. Ей стоило большого труда просунуть тело сына в покрышку. Наконец все было готово, но ей все равно приходилось поддерживать Олега, чтобы его тело не выпало на землю. Свесившийся из покрышки, он был похож на огромную бракованную куклу, которую все собираются выбросить на свалку, но никак не находят для этого времени. Бейсболка все время спадала, и Дина взяла ее в руки.

– Раз-два-три… Раз-два-три… – шептала она. Подул ветер, взлохмачивая давно не мытые волосы девушки. – Раз-два-три… Олежка, лети!

Она счастливо засмеялась, безумные глаза ее слезились. Олег вываливался из покрышки, она его поднимала, снова сажала, раскачивала, он опять падал…

– Раз-два-три! РАЗ-ДВА-ТРИ! РАЗДВАТРИ!!! РАЗДВАТРИ!!!

Дина смеялась все громче, и вскоре ее смех стал похож на звериный вой.

91

Последние два дня Ярик не спал. Не из-за жажды. Из-за воплей, которые доносились из нижнего отсека. Оттуда, где находились Рута и Шмель. И хотя кричала явно не Рута, это его мало успокаивало.

«Из Шмеля делается что-то очень вкусное, – думал он. – Интересно, что?»

Потом вопли стихли. В тот же вечер Дина принесла ему огромное блюдо жареного мяса. Ароматного, с румяной хрустящей корочкой. Ярик съел все.

Я люблю тебя…

С этими словами она встречала Ярика, с этими словами она желала ему спокойной ночи. Потом этот страшный морс – и Ярик превращался в бесчувственное бревно. Впрочем, ему уже было все равно.

«Разве ты не хочешь делать это сам?» – улыбаясь, спрашивала она.

Нет, говорил он, хотя и знал, что его отказ ровным счетом ничего не меняет. Так же говорит «нет» убийца, которого по приговору суда приговаривают к пожизненному заключению. Он понимает, что больше никогда не выйдет на свободу, но все равно говорит «нет», так как до последнего надеется на некую спасительную соломинку…

О побеге он уже вообще не помышлял. Само слово «побег» казалось ему каким-то ненастоящим, как пластмассовая конфета. А такие понятия, как «небо», «солнце», так уж вообще из области фантастики…

Руту после того раза он видел всего лишь однажды. И то краешком глаза. И все равно, несмотря на все испытания, выпавшие на его долю, потрясение было огромным.

«Если ты не хочешь меня, я могу привести твою подругу. От нее еще кое-что осталось», – сказала Дина застенчиво и нырнула в подвал.

Снизу послышалось какое-то жалобное повизгивание и ругань Дины. Ярик увидел, как в проеме двери появилось нечто голое, перекатывающееся из стороны в сторону, отдаленно похожее на уродливую рептилию – голова обрита, нижних конечностей не было по самые бедра, грудей… грудей тоже не было. Это нечто с усилием волокло свое тело на обрубках рук, подтаскивая его, как крыса с перебитым позвоночником. И это существо дрожало и скулило, бессмысленно вращая зрачками. Ярик упал и, зажав уши руками, начал биться головой о холодный пол клетки.