46

С того самого момента, как у Митрича был последний приступ абстиненции, прошли четыре дня. Четыре скучных, однообразных, длинных дня. Дина не отходила от Митрича, а в перерывах ухаживала за Бабулей. Она зашила Митричу рану, меняла перевязки, колола какие-то аналептики, поила отваром. Это принесло положительные результаты – ломки стали незначительными и уже не такими продолжительными, как раньше. На четвертый день они исчезли вовсе, и Ярик не верил своим глазам. Он был тронут и удивлен подобным участием.

Дина сказала, что ликвидировать абстинентный синдром не сложно. Борьба была трудной – Митрич находился в постоянном ознобе, аппетита никакого, пил только через силу, его тут же рвало, Дина заставляла его пить снова, его опять тошнило, и все повторялось заново. Несколько раз она давала ему слабительное, а также делала очистительные клизмы. Спал Митрич только после приема снотворного. Проблема заключалась еще в том, что после очередной капельницы вена каждый раз тромбировалась, и Дине приходилось искать новую. Наконец, у Митрича появился аппетит, он часто просил воды. Ярик отметил, что даже взгляд у его брата стал другим, светлее и осмысленнее. Однако Дина сказала, что впереди самое сложное – преодолеть психическую зависимость от наркотиков.

Помимо этого, Дина умудрялась пропалывать огород, следить за хозяйством, готовить и стирать. Она исхудала, и без того нездоровый цвет ее лица стал серым, под глазами образовались глубокие мешки. Несколько раз она заводила разговор с Яриком о том, что ей нужно в город, но Ярик был непреклонен. Однако с каждым днем его отказы становились слабее, и он это чувствовал. Рано или поздно, но вылазку в город придется осуществить.

Ярик также чувствовал, что он все чаще задумывается о Дине. Он стыдился своих мыслей, потому что никак не мог взять в толк, чем могла его заинтересовать эта деревенская женщина. Он часто ловил на себе ее взгляды и каждый раз краснел, как мальчишка. Он ничего не мог с собой поделать – как только он встречался с взглядом этих глубоких черных глаз, он забывал обо всем на свете. Несколько раз она как бы ненароком касалась его своими огрубевшими руками, и в эти моменты Ярика словно ударяло током. Он никогда бы не признался Руте, что где-то глубоко внутри эти прикосновения… доставляли ему странное удовольствие.

Иногда ему казалось, что он знал эту женщину раньше, но где они могли встретиться? Как-то Ярик спросил, сколько ей лет, и чуть не упал, узнав, что ей всего лишь тридцать.

Олег целыми днями пропадал в лесу, и Ярик не мог понять, что этот маленький толстяк мог там делать. Мальчишка появлялся к обеду, потом спал, просыпался, хватал свой неизменный лук со стрелами и топал в чащу.

Невдалеке от жилища Дины был расположен небольшой пруд, размером в половину футбольного поля. Однако, по словам Дины, в нем даже водилась мелкая рыбешка. На пятый день Ярик отправился с Рутой искупаться, хотя и понимал, что рискует, но оставаться дома в этих четырех стенах ему тоже осточертело.

Он скинул с себя одежду и с криком прыгнул в воду. День был жарким, но вода в пруду оказалась довольно холодной.

– Тут, наверное, пиявки водятся, – озабоченно сказала Рута, пробуя ногой воду. Ярик подплыл к ней и, фыркая от удовольствия, принялся брызгаться. Взвизгнув, девушка набрала в легкие воздуха и нырнула.

Накупавшись вдоволь, они выбрались на берег.

– Тебе нужно подстричься, – проговорила Рута, расчесывая свои волосы. – Иначе скоро в твоих волосах заведутся мыши.

– Отвали, – беззлобно откликнулся Ярик, про себя подумав, что это, в общем-то, идея. К тому же, по приметам, он везде фигурировал с длинными волосами.

Солнце ласково гладило крепкие тела молодых людей своими теплыми руками. Ярик блаженно распластался на траве. Он чувствовал себя неплохо и ему казалось, что все их приключения не более чем кошмарный сон и все плохое осталось позади.

– Ярик, – позвала Рута, и юноша поднял голову.

– Ты не слышишь? Я спрашиваю, как долго мы еще будем здесь торчать? – спросила она.

Ярик поморщился.

– Пусть сначала Митрич на ноги встанет, – отозвался он.

– Судя по всему, это будет скоро. Не знаю, чем отпаивает его Дина, но она сделала невозможное. – Рута сдвинула изящные брови, будто что-то вспомнила. – Ярик, в тот раз твой брат… Он же вколол себе мескалин?

– По-моему, да.

– Но ведь это наркотик. Откуда он у Дины?

Ярик повернулся на спину, подставив солнцу живот.

– Она сказала, что его отобрал муж у каких-то торчков.

– Да? – спросила Рута, машинально накручивая на пальчик мокрый локон. – И все же…

– Что? – нетерпеливо спросил Ярик, подняв голову. Ему надоел этот бесполезный разговор и хотелось только одного – нежиться в теплых солнечных лучах и ни о чем не думать.

– Не нравится мне что-то. Не обижайся Ярик, ты, может, считаешь меня занудой, но я все равно чувствую себя как-то неспокойно. И это не потому, что нас ищут. – Девушка легла рядом с Яриком. – Ты знаешь, – после долгой паузы снова сказала она. – Я смотрела карту… Никакой Макеевки там нет.

– Значит, на этой карте Макеевки нет, – сказал Ярик, обнимая Руту. Она придвинулась к нему.

– Кстати, тоже хотел спросить тебя, – произнес Ярик.

– Что же?

– За что все-таки тебя ищут, девочка? – ласково спросил Ярик. – Ты знаешь обо мне все, я же о тебе – ничего. Кроме того, что ты кастрировала своего отчима, умеешь водить машину и делать перевязки. Только не говори мне о высоких чувствах – ни одна девчонка не поехала бы с нами только из чувства благодарности.

Рута высвободилась из объятий Ярика и села, глядя на пруд. На другой стороне водоема что-то мелькнуло… Что-то светлое. Наверное, птица.

– Ну вот, обиделась, – сказал Ярик.

– Нет. Просто боюсь, что ты изменишь обо мне мнение, – глухим голосом сказала Рута. Она принялась пересыпать из руки в руку песок, как ребенок в песочнице. Потом сказала, не оборачиваясь: – Помнишь, я говорила, почему я это сделала с ним?

– Ты имеешь в виду отчима? – приподнялся на локте Ярик. Глядя на гладкую бронзовую кожу Руты, он чувствовал, как им овладевает желание.

– Да. Так вот, я соврала. В том смысле, что он делал это и раньше со мной. Почти три года подряд. Три года он насиловал меня, иногда подкладывая своим дружкам-собутыльникам, когда ему не хватало на свое пойло.

Голос девушки звучал ровно и спокойно, будто она рассказывала о своих любимых цветах.

– И ты терпела это три года? – недоверчиво спросил Ярик. – Что-то с трудом верится.

Рута обернулась, и на лице ее заиграла горькая улыбка.

– Ярик, мне было десять лет.

Юноша вытаращил глаза:

– Десять лет? Пардон, а сколько тебе сейчас? Только не говори, что тринадцать.

Рута рассмеялась:

– Нет, конечно. После этого он провел двенадцать лет в тюрьме за разбойное нападение. Он отсидел свой срок, вернулся к моей матери и снова взялся за прежнее. Но он забыл, что я тоже немного повзрослела. В тот день, кроме него, в доме были еще двое его друзей – какие-то спившиеся забулдыги. После того, как я расправилась с ним, я облила растворителем комнату и подожгла ее. Мать в это время была в клинике – лечилась от белой горячки.

Ярик потрясенно молчал. Он представил себе этих людей, проснувшихся от дыма и гари, их корчащиеся в огненных языках фигуры и сглотнул подступивший к горлу комок.

– Так что, как сказал Митрич, мы волки из одной стаи. – Рута попыталась выдавить из себя улыбку, но вместо этого уголки глаз заблестели от слез. Она уткнулась в плечо Ярика.

– Как я хотела начать новую жизнь, – зашептала она. – Я видела сны, в которых я бегу по полю, пахнет сеном, солнцем и теплой землей, щебечут птицы… А просыпаясь, снова вспоминала всю эту мерзость, и перед глазами стояло лицо отчима… Видно, такая уж у меня судьба…

– Ты могла бы пойти в милицию и все рассказать, – сказал Ярик.